Семья Толстых принимала активное участие в по­мо­щи по­стра­дав­шим во вре­мя го­ло­да 1891−1892 го­дов, по­разив­ше­го гро­мад­ные тер­ри­то­рии сред­ней по­ло­сы Рос­сии. Бед­ствие охва­ти­ло ос­нов­ную часть Черно­земья и Сред­него По­вол­жья — в об­щей слож­нос­ти 17 гу­бер­ний с на­се­ле­нием 36 миллионов человек.

«Между тем слухи об усили­ваю­щем­ся бед­ствии в Рос­сии все де­ла­лись ужас­нее. Ста­но­ви­лось со­вест­но про­сто жить и быть сы­той. Час­то, са­дясь за обед, я ни­че­го не мог­ла есть, ме­ня му­чи­ли мыс­ли о го­лод­ных, осо­бен­но де­тях», — вспо­ми­на­ла Со­фья Ан­дре­ев­на. По соб­ствен­ной ини­циа­ти­ве гра­фи­ня на­пи­са­ла при­зыв к по­жерт­во­ва­ни­ям в поль­зу по­стра­дав­ших. Ста­тья бы­ла на­пе­ча­та­на 3 ноя­бря в «Рус­ских ве­до­мос­тях» и сра­бо­та­ла не­за­мед­ли­тель­но: «Уже в пер­вое ут­ро мне при­нес­ли бо­лее 400 руб­лей, а в сут­ки я по­лу­чи­ла 1500 руб­лей. Во все вре­мя го­ло­да и по­мо­щи мы по­лу­чи­ли на семью нашу около 200 000 и даже более».

Сбор пожертвований занимал все свободное время графини. Она за­пи­сы­ва­ла име­на и сум­мы жерт­во­ва­те­лей, лич­но при­ни­ма­ла лю­дей и их при­но­ше­ния — не толь­ко день­ги, но и про­до­воль­ствие, ма­ну­фак­ту­ру, цен­нос­ти: «Да­ва­ли мне по­жерт­во­ва­ния и ве­ща­ми. Я иног­да езди­ла са­ма и вы­пра­ши­ва­ла. Так, на­при­мер, К. С. По­пов дал 160 па­чек чая, а Бот­кин 10 ф., Рас­тор­гу­ев 20 ф. са­ха­ра, Сав­ва Ти­мо­фее­вич Мо­ро­зов по­жерт­во­вал 1500 ар­шин бу­маж­ной ма­те­рии, из ко­то­рой мы кро­или и ши­ли ру­баш­ки и про­сты­ни для ти­фоз­ных боль­ных в Са­мар­ской гу­бер­нии. Пом­ню я, как це­лы­ми дня­ми я крои­ла в Мос­кве на­вер­ху, в за­ле, с эко­ном­кой Ду­ня­шей, на­шей ня­ней и ан­гли­чан­кой эти ру­баш­ки. Иног­да по­жерт­во­ва­ния бы­ли до­воль­но стран­ные, на­при­мер 20 пу­дов вер­ми­ше­ли от купца Усова из Петербурга».

Письмо Софьи Андреевны с при­зы­вом к по­жерт­во­ва­ни­ям бы­ло пере­пе­ча­та­но даже за гра­ни­цей. Еже­днев­но она по­лу­ча­ла сот­ни пи­сем от тех, в чьих серд­цах от­клик­нул­ся ее при­зыв, при этом отме­ча­ла, что не было «ни одно­го осуж­даю­ще­го или недоброго письма».

Отчеты о пожертвованиях Софья Андреевна по­ме­ща­ла в пе­ча­ти: в «Не­де­ле» (1891 г., №47 и 50; 1892 г., №30) и в «Рус­ских ве­до­мос­тях» (1892 г., №48 и 109). Все­го за три года ее благо­тво­ри­тель­ной кам­па­нии в поль­зу го­ло­даю­щих бы­ло собрано порядка двухсот тысяч рублей.

Еще одним направлением благотворительной ра­бо­ты Со­фьи Ан­дре­ев­ны Тол­стой бы­ло ле­чеб­ное де­ло. Бу­ду­чи до­черью вра­ча, она об­ла­да­ла опре­де­лен­ны­ми прак­ти­чес­ки­ми зна­ни­я­ми по ме­ди­ци­не и часто по­мо­га­ла боль­ным, обращавшимся к ней.

«Доктора в то время у нас ни до­ма, ни в де­рев­не по­бли­зос­ти не бы­ло, и ко мне при­хо­ди­ли всег­да боль­ные со всех окрест­ных де­ре­вень и, ко­неч­но, также из Яс­ной По­ля­ны. Сво­их де­тей, се­мью Куз­мин­ских и весь пер­со­нал гу­вер­нан­ток и прислуг — всех ле­чи­ла я са­ма. От­час­ти вы­нес­ла я кое-какие зна­ния из мо­его ро­ди­тель­ско­го до­ма, от­час­ти на­учи­лась от докторов, ле­чив­ших в на­шем до­ме, уже ког­да я вы­шла за­муж, а то справ­ля­лась по ле­чеб­ни­кам, осо­бен­но по Фло­рин­ско­му. Ре­цеп­ты докто­ров я всег­да бе­рег­ла и по ним, зная, в каких слу­ча­ях упот­реб­ля­лись ле­кар­ства, я их бра­ла и для своих больных. Счаст­ли­вая у меня была на это ру­ка, и много я по­лу­чи­ла ра­дос­ти от вы­здо­рав­ли­ва­ющих моих па­ци­ент­ов и па­ци­ен­ток», — писала графиня в автобиографии.

Впоследствии Софья Андреевна пере­да­ла ле­чеб­ное де­ло до­че­ри Ма­ше, «кото­рая усерд­нее и лучше про­дол­жа­ла ле­чить на­род, са­ма по­хо­див в Моск­ве в боль­ни­цы и клиники, где многому научилась».

С зимы 1900 года до осени 1901 года Со­фья Ан­дре­ев­на бы­ла по­пе­чи­тель­ни­цей прию­та на Де­вичь­ем По­ле в Моск­ве, создан­но­го при Об­щест­ве по­пе­че­ния о бед­ных и бес­приют­ных де­тях с хра­мом во имя Пре­свя­той Трои­цы. У исто­ков его созда­ния сто­я­ла гра­фи­ня Эми­лия Алексе­ев­на Кап­нист, же­на Пав­ла Алек­сееви­ча Кап­нис­та, тай­но­го со­вет­ни­ка, про­ку­ро­ра Мос­ков­ской су­деб­ной па­ла­ты. В приюте вос­пи­ты­ва­лись и маль­чи­ки и де­воч­ки. Маль­чи­ков учи­ли гра­мо­те и шитью са­пог, а де­во­чек — вязанию, шитью и кулинарии.

В своих автобиографических вос­по­ми­на­ниях Со­фья Тол­стая пи­шет: «<…> Не имея ни­ка­ко­го в Моск­ве де­ла, ко­то­рое я счи­та­ла бы де­лом доб­рым, я ре­ши­лась взять на себя это со­вер­шен­но мне незна­ко­мое де­ло, но очень ро­бе­ла, не зная, хо­ро­шо ли буду ис­пол­нять свои обя­зан­нос­ти». Узнав, что Со­фья Тол­стая со­гла­си­лась стать по­пе­чи­тель­ни­цей прию­та, гра­фи­ня Кап­нист от­пра­ви­ла ей пись­мо, в ко­то­ром го­во­ри­ла: «<…> Мо­лю Бо­га, чтобы это свя­тое де­ло при­нес­ло Вам столько же сер­деч­ной ра­дос­ти, сколько люб­ви Вы на него с са­мо­го на­ча­ла по­ла­га­ете. <…> Эти по­след­ние го­ды мы тоже очень при­уны­ли, и ка­за­лось, дело совсем рас­па­да­ет­ся, и теперь явились Вы».

На одном из пер­вых за­се­да­ний по­пе­чи­те­лей прию­та по­мощ­ни­ца Со­фьи Ан­дре­ев­ны кня­ги­ня Уру­со­ва пред­ло­жила «воспи­ты­вать пра­чек, потому что в них боль­шой недо­ста­ток для нас, гос­под». Но гра­фи­ня Тол­стая возра­зи­ла: «Мы как по­пе­чи­тель­ни­цы долж­ны ду­мать не о на­ших удоб­ствах, а о том, что по­лез­но и лучше для вверенных нам детей».

Софья Андреевна любила детей и очень ра­до­ва­лась сво­ему на­зна­че­нию. Но иног­да ею овла­де­ва­ло ощу­ще­ние бес­по­мощ­нос­ти и бес­по­лез­нос­ти этого бла­го­го де­ла: «Утром по­шла в свой приют, где я по­пе­чи­тель­ни­цей, вни­ка­ла се­год­ня осо­бен­но в ти­пы де­тей, со­бран­ных кое-где на ули­цах, в ка­ба­ках, де­тей, слу­чай­но ро­див­ших­ся от по­гиб­ших де­ву­шек, от пья­ниц, с врожден­ным идио­тиз­мом, при­пад­ка­ми, по­ро­ка­ми, исте­рич­ных, не­нор­маль­ных… И при­шло мне в го­ло­ву, что не так пре­крас­но то де­ло, в ко­то­ром я участ­вую. Нужно ли было спа­сать и обере­гать те жиз­ни, ко­то­рые в бу­ду­щем ни­че­го не обе­ща­ют? А по уста­ву прию­та мы дол­жны их держать только до двенадцати лет».

За сравнительно короткий срок своего пре­бы­ва­ния в ро­ли по­пе­чи­тель­ни­цы Со­фья Ан­дре­ев­на успе­ла мно­го сде­лать: орга­ни­зо­ва­ла сбор по­жерт­во­ва­ний («130 ар­шин бу­ма­зеи от Гюб­не­ра, бу­ма­га от Го­вар­да, сук­но от По­по­ва, кни­ги, да­ро­вые ба­ни»), са­ма внес­ла две ты­ся­чи руб­лей — день­ги по­кой­но­го млад­ше­го сы­на Ва­неч­ки, ку­пи­ла ко­ро­ву, свя­за­ла и сва­ля­ла 32 шап­ки для маль­чи­ков, при­во­зи­ла детям игрушки, апельсины.

Приют существовал на сред­ства бла­го­тво­ри­те­лей. Для при­вле­че­ния по­жерт­во­ва­ний по­пе­чи­те­ли при­бе­га­ли к раз­ным ме­то­дам, в том чис­ле устра­и­ва­ли благо­тво­ри­тель­ные кон­цер­ты. Так зи­мой 1901 го­да Со­фья Ан­дре­ев­на за­ня­лась орга­ни­за­ци­ей ли­те­ра­турно-му­зы­каль­но­го ве­че­ра. Среди участ­ни­ков ве­че­ра бы­ли ди­ри­жер А. А. Лит­ви­нов с оркест­ром, ис­пол­нив­шие «Бах­чи­са­рай­ский фон­тан» А. С. Арен­ско­го на сло­ва А. С. Пуш­ки­на; М. А. Ста­хо­вич, про­чи­тав­ший неболь­шой отры­вок ста­тьи Льва Тол­сто­го «Кто прав?»; вио­лон­че­лист А. В. Верж­би­ло­вич, сыграв­ший «арию Баха и другие вещи».

«Весь концерт носил характер наряд­ного, аристо­кра­ти­чес­ко­го празд­ни­ка. Пуб­ли­ка бы­ла из­бран­ная <…> Ба­рыш­ни про­да­ва­ли афи­ши, на ко­то­рых бы­ла изо­бра­же­на груп­па всех де­тей прию­та со мной и со все­ми слу­жа­щи­ми. Мно­го бы­ло мне хло­пот, а вы­ру­чи­ли де­нег не­мно­го: все­го 1500 руб­лей», — вспо­ми­на­ла Со­фья Тол­стая. Ма­лень­кую вы­руч­ку она объяс­ня­ла вме­ша­тель­ством по­ли­ции: «Пришлось пред­став­лять в цен­зу­ру отры­вок для чте­ния на этом ве­че­ре, ездить к вел. кня­зю за раз­ре­ше­ни­ем кон­цер­та. На­чаль­ство боя­лось ова­ций по от­но­ше­нию к Льву Ни­ко­лае­ви­чу, и полиц­мей­стер Тре­пов мне де­лал за­прос о том, не по­мо­гу ли я усми­рить пуб­ли­ку в том слу­чае, если бу­дет шум и бес­по­ря­док. Мне это по­ка­за­лось даже смеш­но. И все-таки мне сде­ла­ли не­прият­ность, ко­то­рая име­ла по­след­стви­ем столь не­зна­чи­тель­ную де­неж­ную вы­руч­ку. А имен­но: пере­оде­тых по­ли­цей­ских по­сла­ли к собра­нию оста­нав­ли­вать пуб­ли­ку, ко­то­рой го­во­ри­ли: „Вы в кон­церт? Ни одно­го би­ле­та нет, все рас­про­да­но, не тру­ди­тесь и вхо­дить“. Резуль­та­том было то, что все до­ро­гие мес­та и хоры бы­ли пол­ны, а за ко­лон­на­ми и де­шевые места были пусты».

Софья Андреевна оставила попе­чи­тель­ские обя­зан­нос­ти осенью 1901 го­да, когда Лев Нико­лае­вич от­пра­вил­ся на ле­че­ние в Крым. После нее сме­ни­лось еще не­сколь­ко по­пе­чи­тель­ниц, затем приют был пере­дан в ве­де­ние города. В на­стоя­щее вре­мя в зда­нии прию­та раз­ме­ща­ет­ся дет­ский сад для де­тей с на­ру­ше­нием опорно-двигательного аппарата.

25 мая 1911 года Софья Андреевна пишет в дневнике: «Уси­лен­но кон­ча­ла фото­гра­фи­чес­кие сним­ки; завтра ут­ром кон­чу всю ра­бо­ту и сдам в Моск­ве в ра­бо­ту для аль­бо­ма фото­ти­пий». Аль­бом «Из жиз­ни Л. Н. Тол­сто­го. Сним­ки исклю­чи­тель­но гр. С. А. Толстой», отпе­ча­тан­ный мос­ков­ской по­ли­гра­фи­чес­кой фир­мой «Шерер, Наб­гольц и Ко», был из­дан в поль­зу по­го­ре­лых крестьян окрест­нос­тей Ясной Поляны. В издание вошли 120 фототипий.